Подруги

Морозным февралём 1944-го года один маленький, но гордый кавказский народец, как нашкодивших котят, повелением сурового правителя огромного государства, вышвырнули вон из уютного места своего обитания. В числе прочих многих изгнанников был один дед с горделивой осанкой и огненным взором. Даже его возраст не мог умерить его воинственный пыл. Он был воином в душе, а сопровождавшие его двое сыновей со своими жёнами только сбивали это его настроение постоянными уговорами: «Дада, перестань! Дада, нас всех расстреляют из-за тебя!» Дада был крайне разочарован. Война, которую он так долго ждал, закончилась для него жалким путешествием в теплушке подобно скотине. «Тьфу!» - раздражённо сплёвывал он. «Что это за война!»
Местом прибытия нашкодивших котят оказались глухие степи и аулы Казахстана. Даду со своей семьёй и другими выбросило на станции Уш-тобе. В переводе означает 3 горы. Возможно в доисторические времена там и существовали какие-то горы, но в тот момент горами там и не пахло. Местами холмы, местами болота, переходящие в степи. Зона из Сталкера, одним словом. Устроиться и выживать в непривычном месте и непривычном климате оказалось очень нелегко. Вдобавок местное население было напугано их приездом и жутко боялось непрошенных гостей, как каннибалов. Этот страх подпитывался множеством слухов о кровожадности чеченцев. Многие из прибывших, озлобленные необычным и неприятным поворотом в их судьбе, и не пытались разуверить местных обитателей в их заблуждениях. Но местный народ, казахи, самый радушный и гостеприимный народ в мире, сумел ужиться и подружиться с новоприбывшими.
Двое сыновей, Ризван и Paмзaн, вместе со своим отцом, жёнами и другими родственниками разместились на новом месте. Их жёны родили примерно одинаковое количество детей. И младенчество и детство этих детей пришлось на самые ужасные и голодные годы. Тяжелее всех приходилось женщинам, они тащили на себе весь груз семьи и быта. Мужчин берегли. Горячая кавказская кровь делала их несдержанными в словах и поступках. Одно неверное слово могло стать причиной непоправимого конфликта. Достаточно было и внутреплеменных распрей и конфликтов, которые нередко заканчивались многолетней кровопролитной местью.
Прошли годы. После реабилитации 53-го года множество семей вернулось на свою историческую родину. Но такое же множество и осталось на новообретённой земле. Старик благополучно скончался на сто пятом году жизни мгновенной счастливой смертью. У двоих его сыновей уже подрастали свои дети, сыновья и дочери. Со временем выстроили дома на кавказский манер — высокие, добротные, с навесом на весь двор, с резными наличниками, застеклённой верандой со множеством узких окошечек. Насадили деревья. Дети выучились в школе. Старшие девочки едва закончили восьмилетнюю школу, так как некогда было рассиживаться на уроках, в то время, когда мать надрывалась на тяжёлой домашней работе. Девочки подрастали в девушек и трудились, не покладая рук. Недостаточно было обладать одной лишь красотой и умом (умом-то уж и вовсе не обязательно). Нужно было отличиться трудолюбием и работоспособностью, чтобы удачно выйти замуж. Будущая невеста оценивалась почти по таким же параметрам, по каким оценивается кобылка на рынке — вынослива ли, здорова ли, кроткого ли нрава. Ну и конечно, родословная учитывалась в первую очередь.
Итак, выросли сыновья, выросли дочери у двоих братьев. Сыновья женились, дочери повыходили замуж. Кто-то развёлся, кто-то овдовел. И вот в один и тот же год две дочери двоих братьев разродились двумя дочками. Это был 69-й год. Это были я и моя троюродная сестра Луиза. Разница в возрасте составляла два месяца. Наши семьи жили недалеко друг от друга, так что дружили мы с ней с самого босоного детства. В один и тот же год пошли в школу, в один класс и просидели за одной партой 10 лет. Мы были неразлучны, как сиамские близнецы. Редкое одиночное появление кого-то из нас повергало в шок не только наших одноклассников, но и всю школу.
В какой обстановке мы росли? У неё было много братьев и сестёр. Я росла одна и без отца с разведённой матерью и другими родственниками. Она ходила в музыкальную школу, которую терпеть не могла, я всё своё свободное время проводила, уткнувшись в книги. Учились мы с ней неплохо и не редко строили бессмысленные планы, куда и на кого поступим учиться после школы. Конечно же, это было бессмысленно мечтать о неосуществимом. Чеченские девушки в лучшем случае заканчивали среднюю школу и о дальнейшем образовании и речи быть не могло. Девичья честь ставилась превыше всего, и чтоб не запятнать эту честь и оградить от посягательств, нужно было запереть её под семью замками и зорко охранять, чем и занималась мужская половина семейства. Опять же, никому не хотелось быть вовлечённым в чреватый последствиями конфликт. Воспитание наше ограничивалось наставлениями о том, какой работящей, кроткой и скромной должна быть девушка. В присутствии старших запрещалось говорить на русском языке, чтоб мы не забыли свой родной язык, а также мы должны были знать все детали наших национальных и семейных традиций. Так что, единственным путём в светлое будущее для нас являлся удачный брак.
Мы выросли в неотразимых особ. Я была не против иметь своих воздыхателей, но вдруг с удивлением обнаружила, что мысль о замужестве внушает мне ужас. Может быть, причина была в том, что мой воображаемый претендент на моё сердце и реальные отличались друг от друга, как небо и земля. Я оглядывалась на своих сверстниц и видела, что пределом их мечтаний и единственной целью в жизни является удачный брак и дети. Среди всех этих настроений я чувствовала себя выродком.
Как-то я видела передачу про жизнь одного дикого племени, затерявшегося где-то в далёких африканских джунглях. У этого племени был обряд. По достижении совершеннолетия(совершеннолетием у них являлся 12-тилетний возраст), мальчик должен был выпить тёплую кровь свежеубиенного животного, которому в этот день не повезло оказаться в роли жертвы обряда. Выпив кровь, мальчик тем самым доказывал своё право называться мужчиной. Это был документальный фильм, снятый с высшим мастерством западными кинодокументалистами, профессионалами своего дела. И мне на всю жизнь врезался в память один эпизод. Претендент на звание мужчины, испуганный чёрный мальчик, толпа его сородичей с дымящейся чашей крови, которая убеждала мальчика испить эту чашу. Мальчик плакал, наотрез отказывался от питья и убегал. Другие мальчики презрительно косясь на труса, гордо испивали свои чаши. Тот мальчик так и не выпил свою порцию крови, сколько не гонялись за ним его опозоренные родственники. Не знаю, что сталось с ним потом.
Я часто сравнивала себя с ним.
Мы с подругой мечтали, гадали о своём будущем, каким оно будет, с кем. Украдкой бегали в кино на безумно красивые мелодрамы и были убеждены, что такое же ослепительное счастье ожидает и нас в будущем.
После школы в один и тот же год мы обе вышли замуж в один и тот же посёлок. Даже имя у наших мужей было одинаковое . В один и тот же год у нас родились девочки. Через несколько лет она развелась. Мой же крайне неудачный проект под названием брак затянулся почти на 20 лет. Мой брак был для меня разочарованием буквально с первых дней. Прежде всего меня лишили моего имени. Моё несколько европейское вульгарное имя было заменено на более благозвучное кавказское. Впрочем, переименовывали не только европейские имена, но и другие, которые чем-то не устраивали обладателей новообретённой кобылки. У меня, конечно же, никто и не вздумал спрашивать моего согласия. За этим разочарованием последовали и другие, более мрачные и ужасные. Иногда боль становилось настолько нестерпимой, что я хваталась за книжки и на какое-то время сбегала от действительности.
Потом что-то произошло. Нет, не в материальной части жизни. Что-то произошло с моим сознанием. Традиционные семейные и национальные ценности стали для меня пустым звуком. Появились другие приоритеты, другие интересы в жизни, стали зарождаться новые ценности.
И вот наступило сегодня. Мы с подругой встретились после долгих лет разлуки. Она очень изменилась, похорошела, выглядит молодо. В первые часы мы никак не могли наговориться. Мы поведали друг дружке про прожитые годы, про неудачи и проблемы, которые пришлось пережить. Проговорив несколько часов, я вдруг с ужасом поняла, что нас с ней разделяет целая пропасть. Изменилась её внешность, её образ жизни, и даже её личность, но сознание осталось в таких же жёстких рамках, что и прежде. Тот старый мирок, который для меня является далёким и мрачным прошлым, является единственным местом её обитания. И что хуже всего, нет даже попыток выглянуть за этот мир, нет ни малейшего интереса к тому, что лежит за пределами мирка. И ценности в этом мирке те же самые. Она всё ещё мечтает о удачном замужестве, беззаботном и обеспеченном существовании. На столике у неё стоит статуэтка денежной жабы с монетой во рту. Рядом находится книжица с мусульманскими молитвами и заговорами от болезней, а также с молитвами, которые наиболее эффективны в тех или иных обращениях и просьбах к Аллаху. Когда я начинала говорить о чём-то, что не касалось замужества, тряпок или доходов, она зевала и превращалась в стенку, от которой мои слова отлетали как горох.
Это была моей самой близкой подругой, мы 10 лет сидели за одной партой. Мы были сиамскими близнецами, где одна душа была на двоих. Мы не утаивали друг от лружки ни одно слово, ни одну мысль. А сейчас нас разделяет пропасть.
Моё положение ещё более неустроенней и неопределённей, чем её. Внешне она выглядит вполне благополучно. У неё неплохая работа, сносное жильё, окружена многочисленной роднёй. Я же одна, как перст. Я да дочь. Мы одни как два перста.
Так почему же душа моя скорбит, возмущается и жалеет несчастную Луизу? Моя душа видит её беспомощной, одинокой и несчастной. Моя душа порывается ей помочь и вытащить её… Откуда? Из того мрачного мирка, в который она сама себя замуровала и который является для неё единственно реальным миром и который, может быть, не всегда её устраивает, но он привычен и знаком. Да и к тому же, выход из этого мирка требует усилий, стремлений, определённого мужества и жертв, которых не избежать. Мирок может простить что угодно — ошибки, пороки, преступления, но не измену. Этот мирок с прочным ограждением из предрассудков, традиций, религии и обрядов с одной стороны вроде бы печётся о твоей душе, но с другой стороны, ему наплевать, что творится с твоей душой, она как бы не в счёт, лишь бы ты не нарушал внешние границы, лишь бы ты не выходил за его пределы.
Всё дело в образцах. У каждого из нас есть свой образец счастливой жизни. Как он появляется, этот образец? У одних он возникает под впечатлением просмотренного фильма или прочитанной книги, у других он рождается под влиянием близких и окружающей среды, у третьих он формируется… никак не формируется, у них его просто нет. Да и Создатель всю нашу жизнь через искусство, музыку, живопись, природу намекает нам, какой она должна быть наша жизнь.
Когда-то я заливалась слезами над словами: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам». Мне казалось, что меня жестоко обманули и надсмеялись надо мной. Я так верила в эти слова, столько молитв слетело с моих уст, а мне не отворяют и не дают! У меня была такая же книжица с молитвами, которые учили исцеляться, обогащаться и отводить недобрый глаз. Но ничего не менялось.
Теперь же я опять заливаюсь над этими словами, но совсем по другой причине. Это слёзы счастья, благоговения, благодарности и восторга. Я искала и нашла! Постучала и отворили мне!