700 шагов

700 шагов
9 декабря 2010
Моей Маме...

Лейла родилась в в Казахстане. Живет в маленьком поселке и это ее дом. Пусть поселок маленький, но она его любит. А как же иначе? Разве можно не любить свой дом? А вот взрослые, кажется совсем его не любят и говорят, что они все «выселенные». Каждый раз, когда взрослые собираются, Лейла слышит, как они рассказывают друг-другу истории о другом доме Лейлы. О том, который далеко, на Кавказе, в Чечне. Она его никогда не видела, но тоже очень любит, потому что там родились ее мама, папа, тетя Зара и все остальные жители поселка, которые говорят по-чеченски. Наверное это очень красивое место, раз взрослые так сильно хотят вернутся туда. Лейла только не понимает одного: раз им так хочется домой, то отчего они не поедут? Наверное есть какая-то причина и однажды Лейла спросила о ней маму. Та ответила, но Лейла не поняла, хотя и виду не показала. Второй же раз спрашивать было неудобно. «Да и не страшно. Вырасту — пойму», - подумала девочка.

А пока, каждое утро, Лейла ходит к колодцу за водой. Ходить приходится два раза — первый раз она приносит воду маме, второй раз — соседям. За это сосед Иса в конце каждого месяца дарит им подарки. Иногда это немного денег, а иногда немного муки. Когда сосед приносит белую, пшеничную муку, мама радуется, а Лейла расстраивается, потому что кукурузные лепешки ей нравятся больше. Но делает она это незаметно, что бы не огорчить ни Ису, ни маму. Вообще-то Лейла могла бы приносит воду в домик Исы и без всяких подарков, потому что ему и так трудно. На работу он уходит куда раньше, чем Лейла просыпается, возвращается поздно. Помочь ему с водой может только она — дети у Исы еще совсем маленькие, а его жена, Сапият, почти не ходит, только лежит и страшно кашляет кровью. Мама каждый раз говорит Исе, что не возьмет больше ни муки, ни денег, потому что «мы нохчи» и соседи, но Иса все равно в конце каждого месяца стучится под вечер в их ворота, и, смущаясь, что-то оставляет им. Мама, конечно, возмущается, но долго отказываться не может, потому что она доярка на ферме, а работа эта совсем бедная.

До колодца, откуда половина поселка берет воду, не так далеко. От самой окраины, где живет Лейла, взрослый человек сделает четыреста шагов. Лейла худенькая и невысокая, шаги у нее короче, и поэтому ей нужно пройти больше — где любой взрослый делает четыреста больших шагов, ей нужно примерно семьсот ее маленьких. Обратно получается на сотню больше, потому что тогда шаги ее становятся совсем короткие, ведра ведь до краев полны и с ними трудно. Да еще и у лестницы, которая начинается у самого колодца, задержишься. Ступеньки старые, покатые. Даже летом по ним ступать трудно, а про зиму и осень, когда они во льду, да грязи, и говорить нечего. Пойдешь с двумя ведрами - обязательно расплескаешь воду или, чего хуже, упадешь с двадцати ступенек, одежду перепачкаешь. Пусть она вся не новая, с чужого плеча, но беречь ее надо. В мокрой и грязной в школу не пойти, а другой нет. В школу же Лейла идет почти сразу, после того, как принесет полные ведра воды домой и к Исе.

Летом и весной к колодцу с пустыми ведрами идти легко. Светает рано, не холодно. Сейчас весна, и потому Лейла проделывает весь путь до колодца без остановки. Обратно — сложнее. Восемь шагов от колодца — там лестница. Надо поставить одно ведро, осторожно спуститься с другим. Потом оставить его у ступенек, снова подняться, взять первое, снова спуститься, зацепить оба ведра на маленькое коромысло и идти дальше еще ровно сто шагов. Лейла любит считать до ста: «сто», значит отдых. Можно немного постоять. Но еще больше ей нравится число «двести» и вот почему: вторая остановка приходится как раз на маленькую поселковую площадь, посреди которой стоит столб, а на нем «колокол» - радиоточка. Радио включают рано — это в поселке многим заменяет часы. Но радио старое, и разобрать, что в нем говорят можно только если стоишь неподалеку от столба. Тут Лейла обязательно задержится, потому что если подгадать по времени, то сразу после новостей начинается музыка, а музыку Лейла любит так же, как и считать до ста.

Только один единственный раз Лейла не стала останавливаться на этом месте. Это было когда она только-только начала помогать с водой маме. В тот день, обычно пустая, площадь была заполнена народом. Все жители поселка (те, кто еще не на работе) стояли возле столба и напряженно слушали диктора. Некоторые мужчины и женщины плакали, а некоторым было сложно скрывать свою радость. И это напугало Лейлу так сильно, что она сделала лишних сто шагов и только тогда остановилась. Позже, в школе, учительница, со слезами на глазах, объявила, что умер Великий Сталин! Все плакали. Лейла тоже плакала. А вот когда умер ее отец, она не плакала, потому что была совсем маленькая и отца плохо помнила. Про Сталина же она знала много — в школе весь первый класс учила о нем стихи, читала рассказы, а он все это время смотрел на нее с портрета, который висел прямо над школьной доской. И когда Сталин умер, она уже знала, что это горе. Это было понятно. Не поняла она только, отчего ее мама так радовалась и смеялась, вместо того, что бы плакать как их учительница. И что еще удивительней, радовалась и улыбалась не только она, а еще и многие люди, жившие в поселке. Даже другие соседи Лейлы — две старенькие сестры, чью фамилию невозможно было ни произнести, ни запомнить. Жили они одиноко и совсем бедно. Почти ни с кем не общались, а между собой говорили на языке, который ни один человек в поселке не понимал. Сами же они ни русского, ни чеченского, ни немецкого, ни тем более казахского языка не знали. Лейла иногда помогала и им, потому что старушки всегда были очень добры к ней. После тети Зары, это были самые ближайшие подруги Лейлы и она, решив поделиться своим горем, как могла рассказала им о смерти Вождя и Учителя. Но должно быть получилось очень неважно, потому что они, вместо того, что бы расстроится вместе с Лейлой, заулыбались, а старшая из сестер, со странным именем Франсуаза, улыбнулась, погладила ее по голове и приложила указательный палец к губам: «Молчи!» Потрясенная, она зашла во двор к Исе, но и тут траура никакого не было. Сапият, жена Исы, которая уже тогда болела и сильно кашляла, выглядела счастливой. Вечером, взрослые ходили друг к другу в гости, что-то весело обсуждали и посмеивались над Лейлой, которая продолжала грустить и никак не могла забыть о том, как утром она плакала в школе, как плакали ее одноклассники, учителя и даже директор школы.

После того дня, Лейла некоторое время боялась останавливаться возле столба с радио. Тогда передавали в основном новости и музыки было совсем мало. А если она и была, то только очень грустная и это тоже очень расстраивало девочку. Потом все снова изменилось и радио опять начало играть веселые песни и люди больше не собирались на площади. Только один старик Яхъя приходил и, опершись на сучковатую палку, слушал новости. Лейле он совсем не мешал, потому что если правильно подгадать время, то она остановится у столба как раз, когда диктор объявит передачу «Музыка народов СССР», а Яхъе это не интересно, и после новостей он всегда молча ковыляет домой. Если Лейла придет немного раньше, то и это не беда — она тихо постоит в сторонке и вежливо поздоровается со стариком, но только после того, как новости закончатся. После новостей Яхъя тяжело вздохнет, и уже собираясь уходить, заметит маленькую, худую фигурку, возле которой стоят полные ведра воды. Тогда он в ответ обязательно поздоровается с Лейлой, но очень коротко и без обычной в любое другое время дня, улыбки. Музыка его почему-то никогда не интересует и это тоже большая загадка для девочки: «Ну разве можно музыку не любить?» Она ее очень любит. Особенно чеченскую и нет для нее большего праздника, когда мамина двоюродная сестра Зара приходит к ним домой с гармошкой и начинает играть и петь. Тогда даже и грустные песни не расстраивают Лейлу, ведь чеченская музыка вся такая красивая, пусть и не всегда веселая.

В тот весенний день с утра все было как обычно. Лейла без остановки дошла до колодца, набрала воды, потом сделала несколько шагов от него. Теперь лестница. Тут надо остановиться и осторожно спуститься с одним ведром вниз, аккуратно поставить его и сразу же бегом наверх - за вторым, потом снова вниз, снова коромысло и еще сто шагов. Отдых. Потом еще сто, и теперь можно послушать радио. А старик Яхъя уже тут: опирается на посох и слушает свои новости, которые вот-вот закончатся. Сегодня, как всегда, они ему не понравились, потому что он вздыхает и собирается идти домой. «Новости» кончились, начинается «Музыка народов СССР». Но при первых же звуках, раздавшихся из потемневшего «колокола», происходит что-то необычное. Лейла уже совсем было приготовилась поздороваться со стариком, ожидая, что он вот-вот развернется и заметит ее. Но...какая странная музыка... Яхъя внезапно останавливается и снова поворачивается в сторону столба, с вышины которого она раздается. Нет, Лейла слышала эту мелодию много раз, но только когда ее играет мамина двоюродная сестра Зара, а так что бы по радио — этого никогда еще не было. Сначала Лейла удивилась, а потом обрадовалась: значит она была права и музыка Зары самая лучшая на свете! А как же иначе? Было бы по-другому, стали бы ее играть по радио?! Несколько секунд она еще стоит на месте, но затем, не выдержав и все еще не веря своим ушам, забыв про ведра с водой, тихо подходит к старику. Она ему не собирается мешать, просто отсюда слышно лучше, а еще ей очень радостно и весело. Да и не ей одной. Яхъе тоже весело: он уже не опирается на свой посох, а расправив вечно согнутые плечи, с улыбкой озирается по сторонам, словно и он хочет поделиться радостью. Звуки чеченской гармошки заливают всю площадь и радио в тот день играет очень чисто, как никогда раньше, но только все равно не очень громко. Надо бы громче! На весь поселок, на всю степь! Пусть слышат люди, как прекрасна эта музыка. Еще немного и Лейла кажется засмеется от счастья. Старик Яхъя тоже радуется, замечает девочку и ... весело подмигивает ей. Удивляется Лейла. Но не только тому, что дедушка Яхъя подмигнул ей, но и то, что он плачет и смеется одновременно. Такого она раньше не видела. Но вот музыка закончилась и сейчас будет полный триумф — Лейла ждет, когда диктор назовет имя музыканта и название мелодии. Но нет, все проходит без слов, и диктор объявляет «народную узбекскую мелодию «Хануз»... А про чеченскую гармошку — ни слова. Лейла от досады вот-вот расплачется, а Яхъя наоборот готов рассмеяться. Но ведь должно же быть объяснение этой несправедливости и почему старик этого не замечает?

– Дада, что это? Почему он ни имени, кто играл, ни названия песни, не назвал? - набравшись смелости спрашивает старика Лейла.

Он, внезапно помолодевший на 40 лет, отвечает ей, да так, что слова слова его перекрывают начавшуюся было «Хануз»:

– Гармошку эту узнать нетрудно — это Умар Димаев. А название песни... Разве это важно? Названия и я не знаю, но ты понимаешь, что она означает? Скоро домой все поедем, дочка... Это значит, что уже скоро домой...