Плата за азан - один глаз

статья восстановлена с teptar.com

Плата за азан — один глаз
1 июня 2010

— Подъем, с..и!

С таким лозунгом начиналось каждое раннее утро в злополучном уголке Чечни, под черным названием «Чернокозово». В сырой и вонючей от плесени камере № 22 содержался «особо опасный преступник» двадцатилетний Ваха.

Ваха рос немного шаловливым и очень задиристым мальчиком, так как он у его матери был единственный ребенок, мать позволяла ему все. Перехода из детского возраста в юношеский период жизни Вахи, как и у многих его друзей, пришелся в самый разгар войны. Мать Вахи, оберегая единственного мальчика от всего негативного, давала ему все. Когда Ваха выходил на улицу с целым пакетиком сладких леденцов, все молча завидовали ему. А после очередной поездки в ВДНХ Москвы, мать привозила ему его лакомое блюдо: связку бананов. Она возила его по всему СССР и после по всей России и Казахстану, где у него проживали многочисленные родственники по матери, знаменитые Гучиговы. Мать давала ему все, лишь бы мальчик не пошел по стопам преступников. И на самом деле, Ваха вырос порядочным парнем. Никогда не воевал и не убивал, да и возраст не позволял Вахе.

Ваху, в 2001 году, схватили на посту в Черноречье и увезли в неизвестном направлении. В дальнейшем, пареньку приписали чуть ли не само убийство Кеннеди. Об этом будет мое повествование.

Итак.

Парню едва исполнялся 21 год через каких-то пару недель, но последние два года ему пришлось провести в застенках бойни, где выживали только сильные и волевые чеченцы, которым Аллах продлил их дни жизни. Выживали так же и те, кто хорошо мог отвертеться, сдав соседа бoeвика или их пособника.

Два года давали о себе знать. Ваха уже привык к ежедневной зарядке с «отбивными почками» и каждые полчаса, он бегал на «парашу», но выходить было нечему, кроме крови. Туалета, как такового не было ни в одной камере, либо был закрыт на амбарный замок. От отбитых эбонитовыми дубинками почек ему казалось, что в его животе заселились крысы, которые грызли его нутро. Вскоре, двадцатиоднолетний паренек, по состоянию здоровья, равнялся с восьмидесятилетними стариками.

В одной камере с Вахой, сидел пожилой мужчина лет 55-57, с которым Ваха познакомился вскоре после того, как очутился в этом темном мире. Ваха и Леча стали и братьями и отцами и сыновьями друг другу. Они знали, что у кого болит и как эту боль утолять. Помогали друг другу успокаивать шатающиеся нервы, которые иногда давали сбой и на всю тюрьму раздавался неистовый крик. Этот крик был своеобразным зазывом кровожадных смотрителей для очередной разминки тела с отбиваниями, и без того недействующих почек. Часто харкали кровью, но узники не сдавались. Кто-то, начинал читать «Лакъаджаакум», а кто-то читал «Аят аль-Курси», после чего узников били так сильно, что все тело немело и им становилось легче. Ежедневные избиения в тюрьме были своеобразным наркотиком для истощенных узников.

Через одну камеру, в 24-й, содержался некий Абубакар, которому было всего лишь 24 года. Абубакар, часто читал Азан и за это его избивали и не только. Но об этом чуть позже. Пробыв в застенках тюрьмы два тяжелых месяца, его, наконец, отпустили. Ваха рассказал о нем вот что.

Абубакара забрали из дома его тети в Закан-Юрте, где он находился в гостях. Ничего не объясняя, надев на голову черный мешок, Абубакара долго везли. Через часа два Абубакар очнулся от жуткой боли в затылке и сильной тряски скрипучего УАЗика, на котором Абубакара и везли. Оказалось, Абубакара вырубили ударом приклада по затылку, чтобы «не рыпался», а иначе, для своей же безопасности. Ведь те, кто его вез, боялись даже мертвого чеченца. Они боялись взгляда в упор, и часто бывало такое, что они и детям запрещали смотреть в их глаза.

Итак, Абубакар для начала очутился в «комнате знакомств». Так называлась отдельная комната, для допроса и составления акта о задержании и «изъятия ядерного оружия» у чеченцев, с дальнейшими приписками к личному делу, всевозможных статей, о которых, часто задержанные не знали ничего. Под каким номером, какая статья идет, зачастую узники узнавали, уже очутившись в камерах.

— Фамилия? — спокойным голосом спросила белобрысая, пьяная девчушка лет 35, даже не глядя на арестанта.

— Раз уж к вам меня привезли сюда, то вы должны знать, кого к вам доставили — спокойно ответил Бакар, стараясь слизать с губ подсохшую кровь. Его спокойствие было столь велико, что он полностью отдавал себе отчет всему, что происходило вокруг. Только он не мог понять, где он.

— Сначала, я бы хотел знать... — не успел спросить Бакар, как тут же получил еще один сильнейший удар по голове, от которого Бакар снова потерял сознание.

Тем временем, Ваха уже рассказывал пожилому Лечи, о новом клиенте в их «базе отдыха», (так заключенные меж собой шутя называли Чернокозовскую тюрьму). Тюремная почта считается самой надежной и быстрой в мире. Леча сидел на жестких нарах, на застеленной на них куртке вместо матраса. Матраса в тюрьме никто в глаза и не видел. Куртку, на которой спали, узники одевали на себя перед выходом, так как, смотрители запросто могли зайти и помочиться на них. Здесь, в застенках тюрьмы, все что делалось, делалось только для того, чтобы унизить чеченца, но гордость сломать, тут никому еще не сумели. А тем временем в комнате знакомств:

— Фамилия? — спросила белобрысая.

— Где я? — ответил Бакар, вопросом на вопрос. Голова раскалывалась от боли и от голода. Нервы были взведены как тетива арбалета. Таких унижений Бакар еще никогда не испытывал. Он не отдавал им свою честь и тут.

— С..а! Ты на курорте. Понял, засранец? — уже вышла из себя белобрысая, — Слушай сюда, дух. Тут вопросы задаю я, а не ты, усек? Если не хочешь до утра купаться в бассейне, будь паинькой и ты мирно пойдешь спать. — с ехидной улыбкой, проводя по красивому очертанию лица молодого чеченца стволом холодного ТТ , съязвила белобрысая. (Для незнающих: «бассейн» — это бетонное помещение шириной в 120 см, длиной в 130 см, высотой в три метра, без света и с залитым холодной водой, 15-20 см, бетонным полом. Вся особенность данного бассейна в том, что в нем нельзя сесть, иначе сядешь в холодную воду. Лечь и уснуть, так же невозможно. Но если вы морж, и к холодной воде вам не привыкать, то все равно вы не очень долго протяните в полусогнутом состоянии).

— Я просто хочу знать, где я? Почему я здесь? И за что поймали. На остальное мне начхать, — ответил ей спокойно, Бакар.

— Какой ты наглый. Откуда ты такой взялся? — не стерпела белобрысая. — Ну ладно, скажу тебе вот что, ты в тюрьме, откуда есть два выхода, на свободу или в кладбище. Тюрьма эта называется Чернокозовское СИЗО. Тебя привезли сюда по наводке. Твои соседи оказались очень законопослушными и внимательными гражданами. Спасибо им. И сам им спасибо скажешь, когда выйдешь. Если выйдешь, конечно — не переставала язвить эта бестия. — Старики у вас молодцы. По пятницам ходят по мечетям, а в остальные дни стучат по инстанциям. И если честно, нам работу делают именно они. — Продолжала давить психологически молодого парня женщина-шайтан. Это было дежурное оружие против заключенных — зная об уважении к старцам, молодых чеченцев старались задеть за самое больное место. — Так вот, твой сосед, некий Магомед, сказал что ты ярый сторонник ваххабитов и даже воевал на их стороне. К тому же, есть сведения... Нет больше, доказательства даже, что ты участвовал в подрыве военной техники. Из-за твоих действий, погибли 8 солдат МО РФ и 5 сотрудников МВД....

— Все, хватит. Я все понял. Пишите: Я Абубакар, фамилия Т...в, отчество Н...ч. 1977 года рождения. Проживаю по адресу: г. Грозный. Ул. Н...а, дом № 3. Хочу добавить, не знаю что вам старики по пятницам стучали тут, и что там вам внимательный мой сосед, некий Магомед, наговорил тут про меня, я ничего про это не знаю. И если бы я это все делал, я бы тебе не признался, потому что ты не человек. Я перед бабами не отчитываюсь и не собираюсь. Я ничего не подпишу, пока ты мне не скажешь, кто такой этот Магомед — уже смелее начал отвечать и даже покрикивать на белобрысую, молодой Бакар — Если вы мне скажете, кто такой этот Магомед, внимательный сосед, то я вам заплачу 10... нет, 15 тысяч долларов. Я продам дом, скот, машину, все что есть, но вам заплачу, если вы мне скажете, кто вам на меня дал наводку.

Абубакар замолк.

Белобрысая, по рации с кем-то связалась и пригласила своего сотрудника, который оказалсь под два метра высотой, и сказала ему:

— Антон, отведи мальчика в 24-ю и дай ему сегодня поспать. У нас завтра предстоит работа. — Видимо призадумалась о халявных деньгах, наша белобрысая мадам.

* * *
Через полчаса Ваха и Леча знали все о своем новом соседе. До утра не прекращалась их беседа с наставлениями. Главное правило тюрьмы, требовало не подписываться под тем, что не написано лично его рукой и под тем, что он не совершал. Пока заключенный не подпишется под бумагами, они не состоятельны для суда. А доказать все причисленное, не возможно.

Под утро, до начала кукареканья тюремного смотрителя, с применением нецензурной лексики, Ваха и Леча проснулись от сладкого голоса муаззина, призывавшего к утреннему намазу. Это был первый азан в истории тюрьмы и был он совершен именно тем самым, 24-х летним Абубакаром. В застенках все ожило. Повторяющиеся слова азана послышались практически со всех камер. Стало заметно чье-то волнение и чья-то радость. В коридорах началась паника смотрителей.

Через 10 минут все стояли в коридорах, с руками за шею, ноги врозь на ширину плеч и лицом к стене. Все с трепетом ожидали развязки. По коридору послышались чьи-то тяжелые шаги и за спинами заключенных раздалось:

— Кто кричал в моей тюрьме «Аллах Акбар?» — спросил комендант.

Все молчали.

— Больше не спрошу, кто кричал «Аллах Акбар»? Если ты мужчина, сделай шаг вперед — скомандовал тот же голос. Абубакар повернулся и вышел шаг вперед.

— Я не кричал «Аллах Акбар», я призывал к молитве. — ничуть не растерявшись ответил Абубакар.

— Отведите его в отделочную, я сейчас приду. А остальные, марш по нарам — скомандовал комендант и развернувшись, ушел.

Уже в отделочной:

— Та-а-акс, такс, такс. И что за выпендреж ты мне тут устроил? Что, самый умный или самый смелый? Ты что, в мечеть что ли, пришел? Ты что, устав тюремного заключенного не читал? — своим спокойным голосом, начал озадачивать парня, 50-летний комендант. — Да и вообще, кто ты такой? Я вроде раньше и не видел тут.

— Я тут недавно...

Комендант повернулся к заместителю и спросил:

— Кто это? Новенький что ли?

— Так точно, товарищ подполковник. — отрапортовал салага. — Вроде подрывник и еще масса провинностей на нем, товарищ подполковник.

— Быстро поставить духа на место. И приучить к правилам проживания в моем царстве. Пока не выучит устав, пусть не выходит с бассейна — скомандовал подполковник и вышел.

— Есть, товарищ подполковник, — ответил салага, хватая Бакара за наручники и пинками выводя из отделочной.

От онемения всего тела, Абубакар мало что помнил, что с ним вытворяли, но Ваха и Леча рассказывали ему, что он неистово дико смеялся когда его избивали.

— Ничего, скоро ко всему привыкнешь, главное ты держись. Ты просто камень, Бакар. Храни тебя Аллах — пожелали удачи новые друзья.

В полдень всю тюрьму опять сотряс тот же азан. Абубакар твердо решил, что он умрет мучеником в застенках «Черной бойни», чем вечно будет жить на каком-то острове. Если он подпишет те бумаги, то он получит минимум пожизненное, если самосудом не расстреляют, думал Бакар. Каждый раз, Абубакар делал азан и каждый раз его избивали. Снова и снова. В последний раз, Абубакар очутился в операционной, но на этот раз с ним шутить не стали. Униженное и оскорбленное им начальство, решило эту проблему путем пыток. Пытки были не очень больные, но были эффективные. Ему зашили один глаз в наказание и пол рта, чтобы не открывал и не кричал. С тех пор, каждый делал азан сам для своей камеры. Абубакар сломал высокомерие русских офицеров. Они могли избивать чеченца, но не могли его сломать.

Когда Абубакар надолго умолк, все думали и гадали, что же с ним сделали. Некоторые думали, что ему вырезали язык. Некоторые думали, что его расстреляли. Другие твердили, что его вскормили собакам. А может быть обмотали колючей проволокой, думали другие.

Но с Абубакаром все было в порядке. Ногти и зубы на месте. Током били — ерунда. Дубинками дубасили — тоже мелочь для таких гигантов как Абубакар. Но у Абубакара зашит левый глаз и левая часть рта. Зашивали без наркоза. Но Абубакар не сломался и даже не вскрикнул ни разу. Абубакар был единственный парень, ради принципа который, не отказался твердить что он из города Джохар. Именно так и говорил:

— Я Абубакар из грозного города Джохар и я не имею права быть сломленным.

Абубакар оставил в Чернокозово свой один глаз, свой слух, больше половины здоровья и все нервы, но не оставил там своей чести. Всю забрал с собой, уходя из этих застенок. Абубакар наработал там себе иммунитет против боли. Спустя два месяца за Абубакара заплатили много денег и его освободили. Перед тем как выпустить его на волю, ему убрали нитки с губ и с глаза, но глаз так больше и не открылся. Когда с ним прощался начальник тюрьмы, он подошел к нему и сказал:

— Абубакар, ты настоящий чеченец и настоящий мужчина. Я старался убить твою честь, но ты убил мою. Клянусь матерью, ты единственный чеченец, кто вынес все эти муки. Ты не только не умер, так ты еще и не сломался. Счастливые у тебя родители. Мое им уважение.

— Да уважение. Деньги заставляют уважать. Прощайте и не мучайте ребят. Они все здесь больные. Это не мы такие, а жизнь такая. Встретимся еще на воле, командир. — кинув свой косой взгляд с ненавистью на офицера, гордо вскинув голову и крича «Аллаху Акбар», он растаял в дверях.

Ваха отсидел один год и девять месяцев, так же не подписывая бумаги, расставшись с печенью, освободился и вернулся домой.

Леча, к сожалению, не выдержал сырость камер — спустя полгода, после ухода Абубакара, умер в тюрьме.

Ваха и Леча — имена настоящие.
Абубакар — имя вымышленное. Тот, кто знает этого чтеца азана, тот его никогда не забудет. Хвала и честь таким воинам Аллаха.